Ликвидаторы: как разгребали последствия аварии на Чернобыльской АЭС

Я полагаю, что без Божественного вмешательства здесь не обошлось. Основной выброс радиации произошёл всего в ста метрах от последнего здания Припяти, так как ветер дул в противоположном направлении. Представьте себе, если бы ветер дул в сторону города — тогда это была бы не просто заброшенная местность, а город, заполненный мёртвыми людьми. Жертвами могли стать 45 тысяч человек.

Я понял, кто такой Бог: Тайна спасения тысяч ликвидаторов в Чернобыле

Чернобыльская авария, произошедшая 33 года назад, до сих пор считается самой страшной техногенной катастрофой XX века. В интервью с известным журналистом и общественным деятелем Александром Крутовым, которое он дал Царьграду, он делится своими воспоминаниями о первых днях после трагедии.

Царьград: Когда вся страна узнала о катастрофе в Чернобыле?

Александр Крутов: В то время в нашей культуре говорили о событиях как о разделении на «до войны» и «после войны». Так вот, 26 апреля 1986 года стало тем разделительным моментом, которое определило всё последующее время — до и после Чернобыля.

Катастрофа произошла именно 26 апреля, а первые сообщения о ней появились в наших СМИ только 28 апреля, где говорилось о том, что на станции произошла техническая авария. Это на самом деле была катастрофа, последствия которой затронули не только одну республику или страну, даже столь значимую, как Советский Союз, но и всё человечество. Я помню, что когда мы получили информацию, нам показали несколько коротких сюжетов о станции, и мы сообщили об этом в программе «Время» 28 апреля.

Ц.: Когда вы прибыли на место происшествия?

А.К.: 1 мая в Москве прошла первомайская демонстрация, которая проводилась также в столицах, городах, селах и поселках Советского Союза. Я помню, как вернулся домой после демонстрации, и мне сказали: «Саша, нужно поехать в Киев, там случилась такая беда, ты уже осведомлён, ты ведь делал информацию, ты не мог бы поехать?» Я согласился. Они добавили: «Сначала зайди к Александру Яковлеву, секретарю ЦК КПСС, который является членом Политбюро». Он встретил нас, человек шесть-семь из ТАСС, «Правды», «Известий», «Комсомолки». Яковлев заявил, что мы должны поехать и рассказать людям правду о происходящем, показывая ситуацию так, как она есть. Он уверял нас, что нам можно говорить всё, что мы увидим и услышим, только если что-то не понравится, они поправят нас.

Чернобыль 33 года спустя: Переговоры, которые невозможно читать, фото, которые невозможно смотреть

Ц.: Что происходило на Украине? Люди осознавали, что происходит на самом деле?

А.К.: Вечером того же дня мы сели в поезд Москва-Киев. Уже на Киевском вокзале заметили, что вагоны были почти пустыми, народу едва было. В то же время, поезда, возвращающиеся из Киева в Москву, были переполнены. Мы с телевизионной группой – оператором Евгением Шматиказким, видеоинженерами Александром Маркеловым и Владимиром Захаровым.

Когда мы прибыли в Киев, ощущение было странным: город был существующим, но вместе с тем он, как будто, исчез. Он выглядел полупустым, совершенно отличным от энергичного и жизнерадостного Киева, который я знал. Ходили ужасные слухи, и поскольку официальной информации не поступало, все полагались на слухи западных СМИ.

Тогда фейковой информации было так много, что западные радиостанции сообщали, будто в Чернобыле погибли десятки тысяч людей, копали огромные рвы для захоронения радиацией отравленных людей. Говорили, что Чернобыль уничтожен, а Припять – это город-призрак. Люди хватались за головы, не зная, куда бежать от ужасов. Система сокрытия информации была характерна для советского времени и до сих пор отчасти присутствует.

Ц.: Почему власти долго молчали о том, что на самом деле произошло на Чернобыльской АЭС?

А.К.: Действительно, руководство станции пыталось скрыть масштабы произошедшего, сообщая успокаивающие сведения в Киев, уверяя, что всё под контролем, пожар есть, но мы справимся, не волнуйтесь. Соответственно, и руководство Украины сообщало в Москву, что всё спокойно, мы сами справимся, ничего страшного, не беспокойтесь.

Я потом спрашивал у члена Политбюро Лигачёва: «Егор Кузьмич, почему так происходило? Почему мы не сразу давали полную информацию народу?»

Он ответил: «Во-первых, нам докладывали, что это только техническая авария и пожар, и мы устраняем последствия. Во-вторых, мы боялись паники».

Е. Лигачёв. Фото: www.globallookpress.com

Паника — это действительно самое страшное, что может произойти в таких экстраординарных ситуациях. А Чернобыль — это именно такая ситуация. Паникёры могут принести больший вред, чем враг. Поэтому все боялись паники и старались не травмировать людей излишней информацией.

Но на самом деле следовало вести себя иначе, учитывать новые реалии, так как люди полагались на слухи: следует принимать таблетки с йодом. И поскольку таблеток не было, все бросились в аптеки и стали пить йод в виде настойки, что привело к ожогам и отравлениям. Обострилась общая паника и неразбериха. Люди видели, как украинские чиновники начали вывозить свои семьи, и также решали уехать.

Что успеешь за 30 секунд?

Спустя месяц обучения в Тоцком, Сергей Сартаков оказался вблизи Чернобыльской АЭС. Однако прежде чем попасть на заражённую территорию, он прошёл несколько этапов санитарной обработки, в том числе и для машин. На вопрос о том, было ли страшно, Сергей Григорьевич отвечает:

— Страх отсутствовал, но как только я приехал, почувствовал непреодолимое отторжение. Как будто мой организм сам понимал, что здесь опасно, мне хотелось просто лечь на кровать, не подниматься и не двигаться.

Но этого не могло быть — работа ликвидаторов заключалась в очистке крыши четвёртого реактора от радиационного мусора. Чтобы добраться до крыши, необходимо было пройти множество подготовки и предупредительных действий. Люди снимали свою одежду, надевали специальные костюмы, поднимались на лифте выше, где и начинали свою работу.

— Работать там можно было только по 30 секунд в день, — отмечает Сергей Григорьевич. — За это короткое время мы могли сварить шов длиной около пяти сантиметров, или десять раз махнуть лопатой, чтобы сбросить радиационный мусор вниз, и затем уходили, чтобы на смену пришёл следующий ликвидатор. Мы возвращались на лифте вниз, снимали всю защитную одежду, шли в душ, нас обрабатывали специальными растворами, выдавали чистую одежду, сажали в автобус и отвозили в казарму. На этом работа на день заканчивалась, а остальное время мы отдыхали в военном пункте за пределами АЭС.

После работы на реакторе каждый ликвидатор проходил контроль на дозиметре. Данные, которые показывали датчики, были доступны лишь специалистам, именно они фиксировали полученные дозы в личных карточках. Однако до сих пор никто точно не знает, какую дозу облучения действительно получили все, кто работал на Чернобыльской АЭС.

— В один из первых дней мне в карточке отметили дозу в 1.5 рентгена, это была самая высокая цифра за все три недели моего пребывания там, — делится Сергей Сартаков. — Далее были цифры от 0.8 до 1 рентгена, но никто из ликвидаторов до сих пор не знает о реальных дозах радиации, которые они получили. Не исключено, что они подвержены гораздо большему влиянию, чем показано в официальных данных.

Несмотря на тяжёлые условия работы, в казарме жизнь продолжалась как обычно. После трудовых смен ликвидатором показывали концерты, они сами находили, чему радоваться, играли на гитарах и заводили дружбу — в ликвидаторы принимали людей со всего Советского Союза. Если из Оренбурга призывали только опытных граждан, то, например, из Одессы призвали целый полк молодых солдат-срочников. В казарме можно было встретить людей разных национальностей — узбеков, украинцев, башкир. Сергей Григорьевич утверждает, что никто из ликвидаторов не сбежал, все выполняли свои обязанности честно. Тем не менее, если кто-то не желал работать на реакторе или в сильно загрязнённых радиацией районах, их отправляли на помощь в военную часть — в столовую, казарму, на плац. Но таких было немного, поскольку большинство стремилось быстрее завершить задачи и вернуться домой. Дело в том, что как только уровень облучения в организме ликвидатора достигал определённой дозы, его отправляли обратно, поэтому многие старались поторопиться с выполнением норм.

Сколько стоит здоровье?

Сергей Григорьевич вернулся домой спустя 21 день и говорит, что начал новую жизнь.

— Сначала жена буквально водила меня под руки, — вспоминает он. — Когда я уехал туда, весил 75 килограммов, а вернулся через три недели, потеряв в весе до 64 килограммов.

Проблемы со здоровьем стали очевидными сразу же. Мучили тяжёлые головные боли. На свои деньги они с женой купили путёвку в санаторий, чтобы восстановить силы. Ещё перед отправкой на ликвидацию у Сергея Григорьевича обострилась язва желудка, но тогда она не помешала ему работать на крыше реактора. После возвращения болезнь снова дала о себе знать, что в итоге привело к операции в 1988 году. Вскоре была выявлена опухоль в правом лёгком, которую тоже пришлось удалить. Как говорит сам Сергей Сартаков, сейчас у него стало больше проблем со здоровьем, но, по его словам, это связано с возрастом.

— В целом, я не жалуюсь на свою жизнь, считаю, что она сложилась удачно, получаю пенсию, которая покрывает все нужды, — делится ликвидатор, старательно уклоняясь от конкретных цифр. — Сыновья выросли, и у меня пятеро внуков, все они знают о том, где я побывал — мне пришлось рассказать, когда они увидели мою медаль за заслуги перед Отечеством II степени.

Каждый год Сергей Григорьевич встречается с другими ликвидаторами. Он поддерживает связь с теми четырьмя, с которыми проходил учёбу в Тоцком. Из них двое уже ушли из жизни.

— 26 апреля — это день памяти, — говорит Сартаков. — Но на поминки я не хожу, атмосфера там бывает слишком тяжёлой, и иногда люди забывают о причине сбора и превращают всё в обычные посиделки. Я поминаю всех по-своему — тихо и с благодарностью.

Контроль

Максимально допустимая доза радиации для ликвидаторов составляла 25 рентген, что примерно вдвое меньше допустимой дозы для военнослужащих при работе в заражённых зонах — 50 рентген. Порог острой лучевой болезни, угрожающей летальным исходом, начинается с уровня около 100 рентген (1 грей). Каждый день дозиметристы фиксировали в личных карточках полученные дозы и, когда общая сумма превышала норму, работа ликвидатора считалась завершённой, и его отправляли домой. Однако не всегда смена прибыла вовремя, часто данные занижались, а фон радиации вблизи станции был настолько изменчивым, что даже находившиеся в одной группе на расстоянии 50 метров друг от друга могли получать совершенно разные дозы. Эффективный контроль за облучением даже с помощью индивидуальных дозиметров был невозможен.

В то время как рабочие, находившиеся ближе всего к взорвавшемуся реактору, защищённые южной стеной, получали дозы в тысячи раз ниже. Уровни радиации (и, соответственно, дозы) в пределах 30-километровой зоны вокруг взорвавшегося четвёртого реактора Чернобыльской АЭС в 1986 году отличались в миллионы раз: от малых десяток миллирентген в час на южной границе зоны до сотен рентген в час в некоторых точках самой АЭС. Поиск и контроль техники были более сложными задачами. Техника — это не люди; она очень чувствительна к радиации, накапливая её в пыли, которая находится во всех швах и под колесами, в металле и резине — везде. На всех выездах из Зоны располагались посты контроля, которые проверяли технику на радиацию. Если уровень превышал допустимые пределы, машину отправляли на ПУСО (Пункт специальной обработки), где специальные поливочные машины и рабочие, обмундированные в защитные костюмы, мыли технику мощной струёй воды с добавлением деактивирующего порошка.

После каждой мойки проводили новые замеры; если после трёх раз уровень радиации не снижался, машину отправляли на свалку, а пассажиры добирались до места назначения пешком.

Пункты ПУСО были расположены не случайно. Основной каскад состоял из четырёх пунктов: Копачи, Лелёв, Рудня Вересня, Дитятки. Каждый следующий ПУСО пропускал все дальнейшие обработки, и чем дальше от АЭС, тем меньше травмировалась техника. Она служила гораздо меньший срок, чем люди. Сотни грузовиков, тракторов, бульдозеров, бронетранспортёров и вертолётов нашли своё постоянное пристанище на свалке.

Мероприятия по ликвидации последствий аварию включали две основные задачи: создание саркофага над разрушенным энергоблоком для предотвращения дальнейшего распространения радиоактивных веществ и деактивация уже заражённых территорий. Важное значение имела радиационная разведка, в которой принимали участие как военнослужащие структур радиационной, химической и биологической защиты, так и гражданские специалисты. Они тщательно проверяли фоновые уровни радиоактивности и уровень загрязнения почвы и воды по всей зоне отчуждения, на основе их данных принимались решения о необходимости тех или иных работ и переселении местных жителей.

Работает ли сейчас Чернобыльская АЭС

Многим может показаться удивительным, но Чернобыльская АЭС продолжала работать в той или иной степени после аварии вплоть до 2000 года. Это связано с тем, что просто невозможно мгновенно остановить реакторы и, по сути, «выключить» станцию.

Даже сегодня Чернобыльская АЭС условно считается функционирующей, поскольку из-за технических обстоятельств она до сих пор не завершила процесс консервации, работы в этом направлении продолжаются.

В этом городе не стоит говорить о жизни ещё около 24 000 лет.

До сих пор над четвертым энергоблоком, где и произошёл взрыв, строится второй саркофаг, так как первый, построенный сразу после катастрофы, уже начал разрушаться. Кроме того, ведется работа по консервации реакторов и наиболее зараженного оборудования. Для захоронения ядерного топлива строятся специальные бассейны. Все эти проекты осуществляются с поддержкой международных организаций.

Оказывается, самым радиоактивным местом на Земле совсем не является Чернобыль.

С учетом того, что использование этих территорий для работы и жизни стало невозможным, логично было бы рассмотреть их альтернативное применение. В итоге было принято решение развивать солнечную энергетику в Чернобыле. Ещё в 2016 году, в нескольких сотнях метров от саркофага, на площади около 1,6 гектара были установлены 3800 фотоэлектрических панелей, общей мощностью 1 мегаватт. Это сопоставимо с небольшой гидроэлектростанцией и способно обеспечивать энергией небольшой населённый пункт или около 2000 квартир.

Так осуществляется сбор солнечной энергии в Чернобыле.

Это строительство солнечных панелей не окончено, и мощность будет постепенно увеличиваться. Украина нацелена занять позицию номер один в Европе по выработке солнечной энергии.

Как попасть в Чернобыль

Если описанное выше не убедило вас и вы готовы рискнуть своим состоянием здоровья, то вы можете стать частью численности около 70 000 туристов, которые ежегодно посещают Чернобыль.

Тех, кто уже побывал в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС, мы всегда готовы выслушать в нашем Telegram-чате. Нам очень интересуют ваши впечатления о том, что там сейчас происходит.

Там действительно есть что увидеть, но вам необходимо будет подписать согласие о том, что у вас нет причин для претензий к организатору экскурсии в случае возникновения каких-либо ситуаций, а также обязательно следовать указаниям гида.

Посетив Припять как турист, вы сможете встретить диких животных, которые обосновались на этой территории.

Гиды хорошо знают все безопасные пути, по которым можно передвигаться без значительного риска радиации. Степень заражения в разных местах очень неравномерна.

Только на этом месте можно осознать, насколько хрупко то, что люди строили годами, на что надеялись и к чему привязывались. Здесь был большой город, в котором жили люди, а теперь он стал недоступным. То есть, город остался, но жизнь здесь невозможна. Люди оставили всё и уехали. И все это произошло, потому что мирный атом вышел из-под контроля.

Ядерная безопасность: новые подходы

За 70 лет своего существования МАГАТЭ ещё никогда не сталкивалось с необходимостью контролировать безопасность ядерных объектов в условиях активных военных действий такой интенсивности. Основной задачей агентства всегда было обеспечение ядерной и физической безопасности атомных установок. Однако, как отметил глава Агентства Рафаэль Гросси, сейчас требуется разработать модели реагирования на кризисные ситуации.

Какие подходы могут быть использованы — представители разных стран, в том числе и Украины, обсуждали недавно в Вене, в главном офисе МАГАТЭ.

Александр Новиков, который представлял Чернобыльскую АЭС в составе украинской делегации, поделился: «Я слышал много докладов, и ни в одном из них не обошлось без упоминания войны России против Украины, и вопрос безопасности в таких нестабильных ситуациях, которые сейчас происходят в нашей стране, крайне важен. Ведь любой инцидент, к примеру, на Запорожской станции, может повлечь за собой катастрофические последствия, которые коснутся всей европейской части континента; там работает шесть энергоблоков, этот объект является самой крупной атомной электростанцией в Европе. Надо предотвратить захват ядерных объектов! Зона вокруг АЭС должна быть демилитаризована!»

Новый подход к обеспечению безопасности

Несмотря на все возникшие проблемы – от техногенных катастроф до беспрецедентных случаев захвата АЭС, именно атомной энергетике принадлежит будущее, уверен наш собеседник из службы новостей ООН.

Потребление электроэнергии в мире постоянно растёт, – отмечает Александр Новиков. – В Украине атомные станции производят почти половину всей электроэнергии, а во Франции этот показатель достигает 80 процентов. Как бы парадоксально это ни звучало после Чернобыля и Фукусимы, но АЭС – один из самых безопасных способов производства энергии. При надлежащей эксплуатации и отсутствии аварий это один из самых чистых источников энергии. Новые реакторы – надёжные и контролируемые. Развитие атомной энергетики – наиболее перспективный путь. Нужно лишь изменить подходы к обеспечению безопасности.